Евгений
Максимович
Примаков

Евгений Максимович Примаков сумел ужиться с советской властью, с Михаилом Горбачёвым, Борисом Ельциным и Владимиром Путиным. Ни перед кем при этом не прогибаясь, никогда не теряя хладнокровия и не впадая в политическую истерику. Хотя далеко не всегда соглашался с властью. Как подлинный эволюционер, Примаков прекрасно понимал, что историю не побороть. Поэтому просто старался эффективно решать те задачи, с которыми его сталкивала жизнь и должность, на которой он оказывался в тот или иной период.

Не раз и не два Евгений Максимович входил в противоречие со своим руководством. Никогда эти противоречия не выпячивал, но никогда и не скрывал. В советские времена, как знаток региона, выступал против ввода наших войск в Афганистан. В перестроечные годы не раз по разным поводам спорил с Горбачёвым, до последнего момента, пытаясь на него повлиять. Спорил накануне краха перестройки и по поводу Союзного договора, считая, что в данном случае экономика должна идти впереди политики. А не наоборот, как считал Михаил Сергеевич.

Ставка на Примакова это, на мой взгляд, единственный случай, когда Ельцин совершил удачный кадровый выбор. Поначалу Примаков руководил при Ельцине внешней разведкой, затем стал министром иностранных дел, а ещё позже, будучи премьером, расхлёбывал все те огромные неприятности, которые принёс с собой дефолт. Позитивные для российской экономики последствия дефолта, о которых говорят многие эксперты, проявились уже после отставки Примакова. Ему, пока он премьерствовал с 11 сентября 1998 года по 12 мая 1999 года, перепала лишь чёрная полоса. Но и это испытание он прошёл достойно. Потому, кстати, и был изгнан с премьерского места. Ельцин понял, что рядом с ним вырастает по-настоящему сильный политик-тяжеловес, а значит, с точки зрения президента, опасный конкурент.

Приход Евгения Примакова во Внешнюю разведку совпал с тяжёлыми временами для этой организации. Используя распад соцлагеря, чьи разведки координировали с Москвой свою работу на Западе, и экономические сложности самой России, западные спецслужбы пытались полностью использовать полученное преимущество.

Как пишет в мемуарах сам Примаков: «ЦРУ и английское СИС направили в свои резидентуры указания использовать в максимальной степени нелегкую ситуацию в российских спецслужбах для установления связей с отдельными их представителями. Чтобы еще больше расшатать положение в спецслужбах России, в первую очередь ЦРУ и СИС стали менять тактику и в отношении ранее завербованных сотрудников. Обычно… предателей, вне зависимости от того, были они «добровольными заявителями» или завербованы иностранной спецслужбой, как правило, пытались как можно дольше сохранять в виде «кротов» и лишь в случае угрозы провала вывозили в США, Англию, другие страны. Теперь, даже когда отдельных неразоблаченных предателей ждала перспективная работа, пренебрегая этим, подчас подталкивали к бегству из загранкомандировок».

Примаков недаром затрагивает эту болезненную тему. И незадолго до его прихода в разведку и после того, как он возглавил её, случилось несколько громких побегов за рубеж среди сотрудников Службы внешней разведки (СВР). Причин тому было немало, но среди прочего и хроническое недофинансирование организации. В то время как ЦРУ получало на свои нужды 2 млрд долларов в год, СВР на порядок меньше. Сказывался, конечно, и тот нравственный вакуум, что возник во многих головах, так что предателями становились не только в погоне за комфортом, но и от того беспредела, что происходил на родине.

Именно с приходом Примакова в СВР наша внешняя разведка начала свою адаптацию к изменившемуся миру. Именно он дал указание отменить дорогостоящую, но чисто формальную во многом программу обнаружения признаков возможного ракетно-ядерного нападения на нашу страну. Наконец, именно при Примакове началась планомерная работа по установлению контактов с ЦРУ и разведками других стран. Изменившийся мир не только позволял, но и требовал в отдельных случаях уже взаимодействия бывших противников. В СВР даже появилось новое специальное управление «ВС» (внешняя связь), ориентированное как раз на контакты с иностранными партнерами.

Как пишет Примаков, «главным принципом такого взаимодействия стало равенство в отношениях - обоюдное направление «открытых» представителей, выверенный «баланс» условий, масштабов, уровней их связей с другой стороной, участвующей в сотрудничестве, степени секретности информации, подлежащей обмену, договоренности о встречах экспертов (при этом каждая сторона могла выдвигать интересующие их темы)».

Именно тогда состоялся визит в Москву директора ЦРУ Роберта Гейтса, а Примаков слетал в США. Не всё шло здесь гладко, имелись и взаимные претензии, но в целом тогда начался принципиально новый этап в отношениях российских и западных спецслужб. Более поздние события, разумеется, внесли в эти отношения свои коррективы, но Примаков (не надо об этом забывать) работал во внешней разведке не сегодня, а позавчера.

Переход Евгения Примакова в МИД, которым он руководил в 1996-98 годах, так же как и работа в СВР была одновременно и переходной, и эпохальной. Переходной, потому что и тут, и там Примаков пробыл на своем посту недостаточное время, чтобы в корне изменить систему, но, с другой стороны, и эпохальной. Потому что при нём сначала СВР, а затем МИД начали, наконец, адаптироваться к изменившемуся миру, стали более профессиональными, а внешнеполитическое ведомство перешло, наконец, от карикатурного преклонения перед Вашингтоном к защите национальных интересов.

Примаков-премьер действовал исключительно в интересах России и немало способствовал тому, чтобы экономика страны выкарабкалась из того шока, в котором оказалась в результате дефолта. Напомню, что ещё за несколько дней до этого президент Ельцин клятвенно уверял граждан, что ничего страшного с российской экономикой не произойдёт. Можно только догадываться, какие огромные деньги заработали те люди, что, в отличие от низов, знали о дате дефолта.

Как только Примаков вывел страну из шокового состояния, Ельцин тут же отправил его в отставку, аргументировав её тем, что правительство не способно на экономический прорыв из нищеты в светлое будущее. Причины отставки были, естественно, вслух тогда не названы. Их было немало, но главные, конечно, две. И обе для Кремля очень веские. Во-первых, Ельцина пугала нарастающая популярность премьера. А, во-вторых, первым и необходимым шагом на пути к решению экономических проблем Примаков считал борьбу с коррупцией и экономическими преступлениями.

Сергей Степашин, сменивший Примакова на посту премьера, «прорыв» в экономике, о котором говорил Ельцин, разумеется, обеспечить не мог – не позволял потенциал. Примаков и Степашин это все-таки разные весовые категории. Однако этого от него Кремль на самом деле и не ожидал, новый глава кабинета министров должен был быть просто сговорчивее предшественника.

В отличие от очень многих, с кем ему приходилось иметь дело на вершине властной пирамиды, Евгений Максимович остался перед гражданами и своей страной незапятнанным. Так долго быть при власти, и даже какое-то время самой этой властью, да ещё в весьма нечистоплотные времена, и при этом не замараться! Для этого нужно, конечно, иметь особый нравственный стержень. Примаков им обладал.

Ельцин очень не хотел, чтобы Евгений Максимович стал президентом России. Причины очевидны, это были очень разные люди. Если у Примакова и имелись в душе президентские амбиции, как подозревал Ельцин, а это в принципе не исключено, то он бы в случае успеха использовал президентские полномочия не ради Семьи, не для того, чтобы покрасоваться на телеэкране в «шапке Мономаха», а для того, чтобы принести России пользу. Только этот мотив Примаковым всегда и двигал.

Вот, собственно, и вся причина, почему два политических тяжеловеса – Ельцин и Примаков не смогли усидеть в одной лодке. Первый думал о том, как не упустить из своих рук власть, а второй – о России. Так что гребли они в разные стороны.