ГOPOД-ГЕРОЙ
МИНСК

26 июня 1974 года указом Президиума Верховного Совета СССР городу Минску присвоено почетное звание «Город-герой»

Бомбы упали на улицы Минска в первый день войны 22 июня 1941 года. За шесть дней ударов немецкой авиации было разрушено 80 процентов жилой части города, полностью уничтожен центральный район и железнодорожный узел. 24 июня 1941 года начались массированные бомбардировки, налёты продолжались до девяти часов вечера с периодичностью 20-30 минут. Были выведены из строя электричество и водопровод, остановились трамваи, прекратили работу хлебозавод и магазины. Пожарами была охвачена вся восточная часть города и его центр. Точное число человеческих жертв подсчитать было невозможно, так как многие жители погибли в завалах под обрушившимися зданиями, где-то завалы не были расчищены вплоть до конца войны. Авианалёты продолжались до 27 июня, а на следующий день в город вошли немцы - 3-я танковая группа Гота ворвалась в Минск с северо-запада, а 2-я танковая группа Гудериана — с юга. Город превратился в руины. 1100 дней и ночей длилась оккупация Минска. За три года немцы уничтожили более 400 тысяч человек. В годы Великой Отечественной войны Белоруссия потеряла каждого третьего жителя. Среди 34,4 миллиона советских воинов, участвовавших в боевых действиях на фронтах Великой Отечественной войны, свыше 1,3 миллиона – белорусы и уроженцы Белоруссии.

В 1943 году, когда командование немецкой армии пыталось наступать на Москву со стороны Курской дуги, была проведена «рельсовая война», организованная в Минской области по единому плану ЦК КП(б)Б и Минского подпольного обкома КП(б)Б. Это в значительной степени способствовало разгрому врага и наступлению Красной армии на юге СССР.

В оккупированной фашистами Белоруссии развернулось крупнейшее в Европе партизанское и подпольное движение. Против захватчиков сражались более 374 тысяч партизан, более 70 тысяч участников работали в антифашистском подполье. Минск и область были центром партизанского движения.

Город был освобожден советскими войсками 3 июля 1944 года. 

Спустя многие десятилетия память о подвиге народа, который внес величайший вклад в Победу над фашизмом, священна. Сейчас в Минске работает множество общественных организаций, основная цель которых – поддерживать ветеранов и бережно хранить память об их подвиге. Они помогли найти нам героинь нашей фотоновеллы о городе-герое. Так получилось, что сейчас они живут в Минске, хотя родились и воевали в разных местах, некоторые прошли всю Европу. Некоторые из них приехали в город уже после войны, но всю жизнь прожили здесь и считают его своей родиной.

Это уникальная возможность – прочесть их живые истории, рассказанные простым языком и оттого еще более пронзительные, проникающие в самое сердце. Воспоминания не просто ветеранов, а женщин, которых война застала совсем девочками, а сделала солдатами – урок для новых поколений, история, оживающая в словах людей, чьи судьбы неразрывно связаны и с войной, и c Победой.

Ирина Антоновна Голубович родилась 31 мая 1924 года. Старшина медицинской службы, старшая операционная сестра 256-го отдельного медико-санитарного батальона 343-й стрелковой дивизии под командованием генерала Александра Кроника

Награды: Орден Красной Звезды
Медаль за Победу над Германией
Медаль за оборону Москвы
Медаль за взятие Кенигсберга

Из воспоминаний Ирины Голубович:

«Я родилась в деревне Юрьевичи Гомельской области. Деревня у нас была знатная. Родители мои были служащие, отец занимался спиртовой промышленностью. Я переехала в Минск, когда училась в четвёртом классе, закончила 47-ю среднюю школу в Минске. Знаете, я помню, что тогда мы очень любили играть в войну. Я состояла в группе самозащиты, в Москве проходили сборы, помню, к нам даже приезжал Семён Будённый, всё было очень серьёзно.

22 июня в четыре часа утра в районе старого аэропорта началась бомбёжка. Мой брат, он был младше меня на четыре года, побежал за трофеями, принёс осколки и радовался, это было похоже на игру. Утром я пошла в школу, наша группа самозащиты уже собралась и была готова помогать. Когда разбомбили 20-ю школу (там сейчас институт народного хозяйства), мы пошли выводить людей из газоубежища под школой, но они не хотели выходить, боялись. Мы останавливали машины, уговаривали, выводили людей и отправляли за город. Следом наша группа тоже уехала за город. Мы пробыли там всю ночь, это место, где находились правительственные дачи. Утром я пешком ушла обратно в Минск найти родных. Помню, остановилась машина, я села в кузов, а там лежал труп и по дороге постоянно съезжал мне на ноги. Приехала домой, а там никого. Папа в тот момент был в командировке, а мама с братом и  соседями ушли куда-то от бомбёжек.

На нашей улице находился Дом слепых. Я увидела, что они все вышли к нам во двор. До сих пор перед глазами эта толпа незащищенных людей.

Я организовала группу школьников, мы забрали ребят из газоубежища и повели их в Дрозды. Там никого не оказалось, нам пришлось опять вернуться обратно в город, в парк Челюскинцев. Ребята ходили искать своих родных, но никто никого не нашёл.

У нас было очень много ребят-евреев из школы. Я знала Лизу Дукор, эта девочка окончила школу и уже училась в Ленинграде, но приехала домой в июне 1941 года. Что интересно, её отец сказал ей: «Дочка, я прошёл мировою войну и помню немцев, это культурные люди! Мы никуда не пойдём, у нас твоя маленькая сестричка и тут наш дом», - и они остались в Минске.

Мы с Лизой ушли из города. Мы шли от деревни к деревне в сторону Могилёва. По дороге, в посёлке Березино, я попала помощницей в госпиталь. Дело в том, что больницу превратили в госпиталь, было много раненых и только один врач. Многие из работников больницы разбежались по домам, каждый хотел позаботиться о своих жёнах, детях, мамах. Я помню, что кто-то сошёл с ума, выскочил во двор и кричал.

Из воспоминаний Ирины Голубович:

«Остались две медицинских сестры и я. Нужно было отвезти раненых на переправу к Березино. Там были грузовики из Могилёва. Потом мы с Лизой остались вдвоём и пошли в сторону Москвы пешком. В Могилёве нас забрал военный отряд и отправил грузить зерно в вагоны на товарную станцию. Нам выдали по булке хлеба. Мы вышли на дорогу, сели возле водокачки, нашли рядом пустые консервные банки, набрали воды и были счастливы такому обеду. Но мимо проходили раненые и сказали: «Сёстры, как вам не стыдно! Что вы тут прохлаждаетесь! А там раненых грузят!»

Действительно, там стоял товарняк, в который грузили раненых, а людей не хватало. Так случилось, что меня сразу определили в вагон с тяжелоранеными. Я где-то раздобыла ведро, кружки, нашла какое-то судно. Ничего не было, нам сказали – оборудуйте себя сами, как хотите.

Доехали до Москвы. Тяжелораненых забрали, остались только ходячие. В дороге авианалёт был страшный, стреляли. Всем страшно, а я хожу по вагону и спрашиваю: «Может, у кого-то есть иголка?» Смелая такая была.

В Москве мы были первый эшелон и нас встречали девочки-санинструкторы в форме. Потом я доехала до Мурома с легкоранеными, и мы с подругой остались не у дел. Пошли в военкомат, а там спросили – профессия есть? Какое образование? Мы сказали, что нет, мы только из школы, и нас послали устраиваться на завод. Но мы же хотели на войну!

Мы попали в Карачарово под Муромом, знаете, это родина Ильи Муромца. Там организовывали госпиталь. Взяли меня туда санитаркой. Я научилась накладывать гипс, читала книги медицинские. И когда из Горького приехали врачи, я сдала экстерном выпускные экзамены в школе медсестёр. Это был беспрецедентный случай, чтобы вот так, экстерном стать медсестрой. А я смогла.

Вот так прошла всю войну. В составе 343-й стрелковой дивизии вошли в Кенигсберг. Там встретили День Победы. Такая стрельба была! Все радовались! Но я сразу стала думать, как попасть в Минск, найти родных и начать учиться, всё-таки четыре года войны.

Мои родственники пережили оккупацию в Минске. После войны я поступила в Минский медицинский институт. Работала врачом-хирургом во второй клинической больнице города Минска. Закончила свою профессиональную деятельность заведующей торакального отделения в институте онкологии. Помню, в школе мы, девочки, с презрением относились к тем, кто идёт в медицину. Мы считали, что в мединститут идут всякие бездари, которые не способны стать лётчиками, инженерами. Вот так война выбрала мне профессию…»

Ольга Павловна Легчилова родилась 20 сентября 1921 года. Рядовой штаба партизанского движения Белоруссии

Награды: Медаль «За доблестный труд»
Медаль за Победу над Германией
Орден Отечественной Войны II степени

Из воспоминаний Ольги Легчиловой:

«Я родилась под Минском в деревне Дворище. В нашей крестьянской семье было семь человек детей, трое потом были на фронте – брат моряк, второй в партизанах и я. До начала войны я уже три года работала секретарём Военного отдела ЦК Партии.

Помню, был солнечный воскресный день, я у родителей на выходных, и тут по радио – война!

Я собралась и ушла в Минск на свою работу. По дороге уже бомбили город. На работе мы начали готовить к эвакуации детские дома, оборудование, мне досталось готовить архивные материалы для отправки в Куйбышев. По дороге в Куйбышев очень сильно бомбили. Я сдала архивные материалы и осталась. Там как раз строили авиазавод на станции Безымянка в Куйбышевской области. Я пошла работать на этот завод.

Попала в эвакуацию в Москву в 1942 году. Осталась работать в штабе партизанского движения.

Однажды меня вызвали для заброски в тыл врага. Разыскивали людей, которые хорошо знали местность в Белоруссии. Я пришла в отдел, худенькая девушка, и меня никуда не отправили. Начальство сказало: «Тут тоже фронт, будете работать тут, выполнять поручения штаба партизанского движения».

Ходили в Москве на спецоперации. У нас на станции Сходня были склады для партизан, мы их обороняли.

20 июля 1944 года я вернулась в Минск. В этот день фашисты последний раз бомбили город.

9 мая 1945 года я встретила в Минске. Это был выходной день, все обнимались со слезами на глазах, весь город вышел на улицу…»

Близнецы Зоя Владимировна и Раиса Владимировна Кублицкие (Киселёвы) родились 10 апреля 1928 года. Санитарки в военном госпитале 42/83

Награды: Орден Отечественной Войны II степени
Медаль «За взятие Кенигсберга»
Медаль за Победу над Германией

Из воспоминаний Зои Кублицкой:

«Мы родились в деревне Колышки Витебской области. До войны окончили семь классов. Жили мы как раз на границе России и Белоруссии. В июле 1941 года нас оккупировали немцы. Наша деревня раза три или четыре переходила из рук в руки, от неё почти ничего не осталось. В марте 1942 года калининский фронт прорвался, нашу деревню освободили. Брат и сестра ушли в армию, а мы остались.

Немцы не имели претензий к семьям, у кого родственники были в Красной армии. Но если семья партизанская, то сразу расстреливали.

Нас тоже хотели расстрелять. В 1942 году были очень сильные морозы, я пошла за водой и в этот момент приехал карательный отряд. Они окружили деревню, нельзя было ни войти, ни выйти. В нашем доме стоял немецкий штаб, а у старосты забрали поросёнка и он пришёл к немцам просить его обратно. Ветераны Великой Отечественной войны Зоя и Раиса Кублицкие у себя дома, Минск

Валерий Мельников Немец про нас у него спрашивает: «Это семья партизанская или красноармейская?» Староста сказал, что мы красноармейцы. Немец сказал, пусть тогда остаются жить, а как война закончится, будем разбираться. Даже у калитки поставили немца, чтобы нас не трогали.

У нас в деревне было 800 дворов, и очень много евреев. Некоторые местные ушли воевать за немцев, стали полицаями, они выдали всех евреев. Делали зарубки на домах, где жили евреи, стреляли в голову прямо на улице».

Из воспоминаний Раисы Кублицкой:

«В 1943 году в октябре нас освободили, и у нас в деревне остановился госпиталь. Наш дом был полностью разрушен, нам даже ночевать было негде, ходили к бабушке нашей спать в баню. У бабушки поселили начальника отделения и начальника госпиталя, женщину и мужчину.

Они нас попросили: «Пока стоит тут госпиталь и очень много раненых, приходите работать, помогать». И мы с Зоей пошли. Госпиталь у нас простоял с октября 1943-го по февраль 1944 года. Потом они двинулись на фронт, и мы за ним. Нам исполнилось по 16 лет в апреле, мы приняли присягу и стали военными. До конца войны работали в госпитале. Победу встретили под Кёнигсбергом. В день победы такой крик на улице был, я только со смены пришла, а все стреляют, кричат, танцы начались.

После войны приехали домой, и даже закончили восьмой класс».

Надежда Николаевна Беребеня родилась 10 сентября 1919 года. Капитан медицинской службы 463-го стрелкового полка

Награды: Медаль «За взятие Будапешта»
Орден Красной Звезды
Орден Отечественной Войны II степени
Медаль за Победу над Германией
Медаль «За взятие Вены»

Из воспоминаний Надежды Беребеня:

«Я родилась в городе Чистяково, ныне город Торез Донецкой области. Окончила 11 классов и вместе с моей старшей сестрой поехала поступать в Донецкий медицинский институт.

В июне 1941 года мы были на преддипломной практике. Я помню, выступал Молотов, объявил, что началась война. Нас срочно собрали, выдали дипломы и сказали - кто останется живой, приезжайте на встречу после войны. Транспорт уже не ходил, и домой мы шли пешком 70 километров. Нас встретил мой папа и сказал, что нам нужно срочно уходить, потому что мы комсомолки и немцы расстреляют нас в первую очередь.

В нашем городе почти никого не осталось. Военкомат находился в городе Ворошилове, сейчас это город Луганск, и мы - я, моя сестра и подруга из института, - пошли туда. В военкомате мы заявили, что хотим на войну, и нас сразу отправили в Самарскую область на станцию Клявлино. В тот момент на этой станции формировалась 66-я морская стрелковая бригада. Мою сестру, она была старше меня на два года, назначили начальником санслужбы батальона, а я стала её заместителем. Нам был отдан приказ передвигаться в Петрозаводск. Нас посадили в товарные вагоны с соломой и отправили на север. Приехав туда, мы долго шли к финской границе. На всей территории не было построек, кругом рос сосновый лес и лежал снег. Всем выдали лыжи и отдали команду меньше трёх не ходить. Спать было негде, нам приходилось ломать сосновые ветки и спать прямо на них поверх снега. Потом мы сделали шалаш и вырыли землянку.

Начались ожесточённые бои в районе Медвежьегорска около Хижозера. Я помню, как ночью привезли двадцать убитых молодых солдат, они были из Ленинградского военного училища. Перед этим всем выдавали эбонитовые чёрные футлярчики, где были указаны фамилия, имя, отчество и нужно было указать адрес родителей. По этим футлярчикам мы составили список убитых.

Потом много всего еще было… А весной 1942 года командующий нашей бригады, Дмитрий Георгиевич Жмакин, отдал приказ о присвоении звания капитана мне и моей сестре. Только звание, без погон, их в то время не было.

Когда нас направили на Дон, то санчасть надо было развернуть в станице Нижне-Чирской, прямо у большого стога сена.

Вдруг показались немецкие танки, и мы чудом успели переправиться на другой берег по мосту. Стали отходить, пробирались по ночам. Днём летал самолёт-разведчик, летал так низко, что мы могли разглядеть лица пилота и фотографа. В тех местах песчаная почва и почти нет деревьев, мы ползли по песку, отступая. Кухни не осталось, все были голодные. У меня в шинели остались сухарики, ими я и питалась. Как-то появился солдатик, а у него за плечами мешочек чем-то полный. Наш командир ему говорит: «Что ты несёшь в рюкзаке?». Он открывает, а там целых три куска хлеба! Мы разделили хлеб на всех, кто был рядом».

Из воспоминаний Надежды Беребеня:

«Немцы очень быстро наступали. Наши командиры попали в плен – старшина, комиссар и начальник штаба. Старшина наш был украинцем, здоровый такой мужчина. Он успел отдать нам приказ, чтобы мы уходили. Мы быстро попрощались и успели уйти. По дороге встретили молодого мужчину с девушкой, в гражданском. Он оказался военным, и мы пошли с ними. У нас не было компаса, только карта, мы двигались наугад в сторону Сталинграда.

Ещё был такой момент. Со мной была фельдшер из Запорожья, её звали Паша Алябьева. Она зачем-то поднялась во весь рост, и, знаете, как будто за нами следили, её прямым попаданием снаряда убило на месте. Я ползала там, искала хоть часть тела, чтобы захоронить, но ничего не смогла найти.

Наконец подошли к Сталинграду, где нас определили в 248-ю дивизию. В деревне, где мы стояли, остался только один дом. Внутри него стояли катюши, а мы помещались в подвалах, оставшихся от домов. Сталинград был полностью разбит, все ходили грязные, мыться было негде, воды не было. Нас отправили в новом батальоне в Ростов, Таганрог, а потом на 4-й Украинский фронт, там мы дошли до Измаила, потом шли по Румынии и Австрии.

Иосиф Сталин был главнокомандующим и отдал приказ нашему батальону встать около Вены. Жили мы рядом с замком на сеновале, видимо, там конюшня была у владельца. Наш повар носил туда суп с кухни. Потом по приказу мы дошли до границы Германии, Люксембурга, дошли до Чехословакии и нас там расквартировали. Я жила на квартире у чешки. Знаете, что интересно, там была агитация, что русские солдаты убивают и делают всякие гадости с местным населением. В дом, к этой хозяйке, приходили ночевать все местные женщины, боялись наших солдат.

Победу мы встретили в городе Нойенкирхен. Потом нам выделили домик под Альпами, мы там жили втроём - начальник аптеки, фельдшер и я. Во дворе я поставила палатку на случай, если вдруг будет много раненых. А ночью прибежал посыльный из штаба и сказал, что всё, Победа! Начался фейерверк. Нас поздравил командир батальона.

Уже после Победы нас отправили на Кавказ.

А с войны меня ждал молодой человек, с которым я познакомилась на танцах ещё до войны. Он писал мне письма всю войну, отправлял через маму. Он служил в 27-й армии в Виннице, ждал меня к себе. Я прошла военную комиссию в Тбилиси и мне сказали, что буду служить дальше. Я вышла, села на лавочку и заплакала. Ко мне подошёл высокий мужчина, спросил: товарищ капитан, что вы плачете? Я ему рассказала, что меня ждёт молодой человек, мы хотели пожениться, а меня не отпустили. Он выслушал меня и ушёл, а через день пришёл приказ о моей демобилизации. 22 января 1946 года я приехала в Винницу и мы расписались…»

Лидия Кондратьевна Волкова родилась 10 октября1924 года. Старшина медицинской службы отдельного хирургического отряда № 72 (1941), отдельной роты медицинского усиления № 27 (1941-1946)

Награды: Медаль «За боевые заслуги»
Медаль «За оборону Сталинграда»
Медаль «За оборону Киева»
Орден Отечественной Войны II степени
Медаль за Победу над Германией

Из воспоминаний Лидии Волковой:

«Я родилась на Украине в Николаевской области. Окончила семилетнюю школу и поступила в школу медсестёр. В 1940 году закончила обучение в школе и мечтала учиться дальше. Я была отличницей, и начальство обещало дать мне направление в Одесский медицинский институт в 1941 году. После окончания школы нас сразу отправили на практику в город Станислав (ныне Ивано-Франковск). Я попала в пограничный район в Карпатах, где в то время вспыхнула эпидемия тифа, было очень много работы.

Помню, 21 июня мы пошли на танцы, у всех было очень хорошее настроение! Вокруг было полно пограничников, но нас это не удивляло, город находился рядом с границей. С танцев нас пошёл провожать молодой человек, зашёл пить к нам чай и сказал, что скоро будет война. Нам с подругой стало очень грустно от этих слов. На следующий день утром я пошла на почту и отправила домой посылку, свои зимние вещи, а с первого июля у меня должен был быть отпуск.

В ночь на 22 июня я дежурила, на душе было тревожно. Утром нас неожиданно вызвали в военкомат. Мы поехали в город Станислав, я и три моих сокурсницы, там формировались отряды, и 24 числа нас уже зачислили в автохирургический отряд. На следующий день рано утром мы выехали эшелоном. Доехали до границы с Западной Украиной, и начались бомбёжки. Бомбили сильно, не переставая.

Самое страшное в первый год войны мы пережили в городе Сумы, 30 сентября 1941 года. Немцы подошли к городу вплотную, было очень много раненых и мы дни и ночи оказывали помощь. Мы точно не знали обстановку, всех раненых вывезли, остались только нетранспортабельные, и нам разрешили пойти отдохнуть перед рассветом. Рядом находилось здание бывшей прокуратуры, там на втором этаже мы легли валетом по двое, но почему-то не могли заснуть. Перед этим очень долго не спали, а тут на нас напал смех. И вдруг начался налёт, страшная бомбёжка. Мы спустились вниз, но выйти уже не смогли.

Бомба попала в наш дом. Несколько человек сразу погибли, треть нашего отряда вышла из строя. Я помню, меня подбросило, я упала и потеряла сознание. Когда очнулась, решила, что в могиле и думала, что родные не знают, что я тут. Потом стала задыхаться и поняла, что не выберусь. Но на моё счастье рядом под завалами оказался мужчина, он пошевелился, скинул обломки и пополз. Я ухватилась за полы его шинели и ползла за ним. Через пролом в стене мы оказались на улице. Я снова потеряла сознание, очнулась в машине, где находилось всё оборудование нашего отряда. Эта машина была мобильной операционной, в ней было всё – лекарства, автоклав для стерилизации инструментов, перевязочный материал. Потом мы прибыли в Воронежскую область, в Елань-Колено, там находился сахарный завод. Меня поселили в доме, я лежала у хозяев на печке и приходила в себя потихоньку. Шея у меня болталась, и я не могла понять, что такое. Но я не признавалась, что со мной, боялась, что могли отправить с фронта неизвестно куда. После войны оказалось, что у меня был перелом позвоночника в шейном отделе – шейно-грудной и грудопоясничный, компрессионный. Как-то выкарабкалась.

Потом мы всё время отступали. Оказываем помощь - подбираем раненых, нас бомбят, обстреливают, зимой холодно, летом на жаре. Я ассистировала хирургу, оперировали на ходу.

Из воспоминаний Лидии Волковой:

«Отступили к Сталинграду. Город разрушен, нет воды, отопления, еды. Мы устроились в полуразрушенном доме. Раненых заносили, а плита разбитая, тепла никакого, только примус, на нём кипятили инструменты. Пальцы отморозили, ногти на руках отпали. Всю зиму ходили в сапогах не по размеру, забивали в них солому. Из верхней одежды была только солдатская шинель, телогрейки я вначале не получила. Хорошо, что мимо проезжало ателье, которое эвакуировали, и они всем раздавали одежду. Мне дали телогрейку и суконную юбку. Воду привозили на лошадях в бидонах из-под молока, потому что машину сразу засекали и начинали стрелять туда, где дымок или звук мотора. Что я ела, не помню, горячей кухни не было в Сталинграде.

Вот так день и ночь без сна, прилечь никакой возможности, раненые без конца, да и негде отдохнуть.

Началось контрнаступление. Мы уже знали, что это «катюши», у них звук такой был, с пришепётыванием. Такой страшный гул начался! В один момент всё стихло, и прекратился поток раненых. Мы же не знали, что происходило на фронте, только если что раненые рассказывали. Наш шофёр пришёл и сказал, чтобы мы пошли, отдохнули. Завёл нас в подвал, постелил солому и мы упали на неё и уснули. И вдруг запах дыма, мы выскочили на улицу. Здание было похоже на школу, оказалось, наверху пленные Румыны сорвали доски и устроили костры. Так случилось, что я понимала румынский. Папа у меня молдаванин, мама украинка, муж русский, а я училась в молдавской школе. Румынский очень близкий с молдавским. Я им что-то сказала, они меня окружили и говорят: «Наша кровь!». Они стали говорить, что рады оказаться в плену! Значит, скоро домой! Я их спросила, зачем вас понесло сюда? А они сказали, что не по своей воле, под угрозой расстрела их семей. Итальянцы там были, венгры и молдаване.

А знаете, как мы делали освещение? Брали гильзу из-под снаряда, заливали туда бензин и делали из куска шинели полоску-фитиль, поджигали.

После контрнаступления нас отправили дальше, посадили в американские самолёты «Дуглас» и мы перелетели в Курск.

В Курске было затишье перед боем. В тот момент готовилась наступательная операция «Цитадель». Я вышла на улицу и услышала гул с запада. Поднимаю голову, а весь горизонт чёрный! Вы знаете, 500 самолётов неслось на Курск, я потом узнала. Я скорее забежала в помещение, чтобы быть со всеми вместе. Наши зенитчики их встретили сильным огнём, бомбы в основном попали на железную дорогу.

После этого мы были в Орле, перед Курской дугой. Я попала в Прохоровку. Там я оказывала помощь танкистам. Было очень много сложных ожогов лица и рук. Мы пользовались марлевыми повязками – накладывали на ожоги с марганцовкой, она дубит и обеззараживает. У меня три комнаты обожженных танкистов, крики, стоны, а я прыгаю на одной ноге между ранеными, ввожу обезболивающее и обрабатываю валиком ожоги.

Под утро зашёл замполит проведать танкистов, а они все давай что-то наперебой ему говорить. Оказалось, это они меня благодарили. Потом добрались до Белоруссии, и началось форсирование Днепра. Была в Гомеле, предместье Белец, потом отправили в Добруш, опять в Гомель и на Брест.

Памятно, как мы переезжали границу. Видим, лежит на границе столб поваленный – значит, наша Родина свободна.

Я прошла всю Польшу, участвовала в Висло-Одерской наступательной операции, у меня есть благодарность Сталина за неё. И за взятие Берлина у меня тоже благодарность Сталина. В северном районе Берлина помогали раненым, однажды утром мне начальник говорит, собирайся, поедешь. Мы едем по Берлину, подъехали к Рейхстагу, вокруг белые флаги из руин и окон. Мы приехали, сфотографировались рядом с Рейхстагом, обошли вокруг.

Утром 8 мая приходит замполит и кричит: «Товарищи! Немцы капитулировали! Победа!».

Трудно передать наши чувства, мы верили, мы ждали, что так и будет. У меня ноги подкосились, я села на ступеньку, потрогала себя, живая или нет…»

Вера Никитична Афанасенко родилась 18 октября 1924 года. Лейтенант медицинской службы, фельдшер санитарной роты 897-го горно-стрелкового Севастопольского ордена Суворовского полка, 242-й Таманской Краснознаменной ордена Кутузова 2-й степени дивизии.

Награды: Медаль «За боевые заслуги»
Медаль «За оборону Сталинграда»
Медаль «За оборону Киева»
Орден Отечественной Войны II степени
Медаль за Победу над Германией

Из воспоминаний Веры Афанасенко:

«Я родилась в Воронежской области на хуторе, бывший Лосевский район. Когда-то Пётр I строил там корабли, и деревни вокруг носили названия Гвоздёвка, Клёповка, Гвазда. У нас была коммуна, всё было общее. У меня родилась сестра в 1930 году, а молока нет. Всех коров со всего хутора согнали в общий сарай. Я приходила туда с маленькой кружечкой, и мне доярка выносила молоко для моей сестры. Потом, я помню, вышла статья Сталина и нас стали переделывать колхозом из коммуны.

Когда у нас образовался колхоз, то всех поддерживали, кому давали поросёнка, кому телёнка, чтобы люди обзаводились хозяйством. Однажды трёх женщин, ударниц труда, отправили в Воронеж на слёт, а там такой магазин был «Утюжок», он говорят и сейчас есть и произошёл забавный случай. Одежда у нас была – широкая юбка, понёвы, ленты, фартуки, рубашки вышитые, бусы – и одна увидела себя в зеркале в этом магазине и кричит всем: «Смотрите, совсем как я, как я!»

Вот в такой глубинке я и родилась. Зато, когда у нас колхоз был, мы постоянно работали, мама вязала снопы, отец косил, а я люльку качала. У нас очень богатая земля была, очень хорошо было у нас в колхозе до войны. По семь килограммов хлеба давали, по ведру мёда, арбузы возили телегами. Сделали конюшню, коровник, свинарник, общежитие построили для приезжих. Перед войной всем дома построили, а пришла война - и всех забрали, а после почти никто не вернулся, всё развалилось.

В 1942 году я закончила мед училище в городе Павловск Воронежской области. У меня было направление в Тулу, мы с подругой поехали, а никуда нельзя было добраться и остались работать, свёклу обрабатывали.

5 августа 1942 года нас всех со всего района собрали в военкомат и в деревне Сады стали обучать. Вызывали всех в армейскую палатку и говорили: «Вас государство учило, вы учились, вы не боитесь?» Некоторые побоялись и их не взяли».

Из воспоминаний Веры Афанасенко:

«Ночью нас отправили на берег Дона, ближе к Павловску в деревню Бабка. Под утро вернулись назад, нас собрали в группу и отправили пешком в сторону немцев. Меня отправили в полковую медсанчасть обратно в Павловск, это была уже зима. Город эвакуировался, ничего нет. Помню, мы все заразились чесоткой и зашли в здание аптеки, нашли там мазь. А мазь это воспламенялась, мы намазались и чуть не обгорели около плиты.

Начались бои. Страшные бои. Не было перевязочного материала, мы просили рубашки, рвали на лоскуты, кто что мог, отдавал. Мы пришли в Сумскую область. Смотрим, а там танки немецкие. Мы не успели поставить санчасть, как надо собирать опять. Немцы нас обстреливали, мы всё потеряли. Страшно из танков обстреливали, подруга моя Даша Животягина погибла там. Внизу был овраг, мы спрятались. Ночью шли в другую часть. Помню, возила раненых в город Славянск.

Позже нас перекинули на Курскую сторону. Там меня ранило, и меня отправили в город Острогожск. После выписки пошли в Харьков. А у меня опять рана открылась и меня в Тбилиси перевезли, там сделали рентген. Оказалось, что кусок юбки, когда меня ранило, попал в рану и вместе с ней зажил.

В январе 1944 года меня отправили в сторону Крыма. Через Керченский пролив, ночью, везли на лодке, бомбят, страшно… Я попала в Аджимушкай. Там стояли в подземелье, пока не начались бои. Отдельная приморская армия, 242-я горно-стрелковая дивизия, 897-й горно-стрелковый полк, потому что дивизия шла с Кавказа. Была на мысе Херсонес, помогала раненым, когда лезли на Сапун гору.

9 мая 1945 я встретила в Чехословакии, в Моравской-Остраве. Мы сидели, отдыхали, а тут говорят: что вы сидите! Победа! У нас ещё бои шли в Праге, а тут Победа…»