Есть мнение, что это была в том числе и инспекция: посмотреть, где возможно уничтожать евреев, военнопленных и людей, страдающих психическими заболеваниями. Была идея вывезти депортированных из Западной Европы евреев поездами под Могилёв. Гиммлер был и там, в октябре 1941-го. Чем дальше на восток, тем лучше. Но немецкие военные были против – им нужен был транспорт для других целей, для доставки вооружения, снабжения. И в итоге что происходит: из-за того, что к весне 42-го года не хватает места в Минском гетто, был выбран Малый Тростенец.

Если спросить у простого человека на улице, что такое лагерь, он скажет: это вышки, колючая проволока, бараки. Но Тростенец не сформировался сразу так. Вначале это были хозяйственные постройки колхоза Карла Маркса, в них размещались люди, которые должны были выполнять принудительную работу. Лагерь формировался на протяжении всего периода оккупации. Что касается колючего ограждения, то, судя по немногочисленным фото Чрезвычайной комиссии, которая после освобождения фиксировала преступления нацистов, сложно понять, где оно стояло. Скорее всего, ограждение было вокруг трёх бараков. Выжившие заключённые говорят о трёх бараках: два – для евреев, один – для русских и белорусов.

Это называлось селекция. Прямо на станции решалось, кого направят в лагерь, а кого – в Благовщину. Решалось по профессиям. Например, было четыре друга из Чехии: двое из них сказали, что они шахтёры, а кому в Минске нужны шахтёры?.. А двое сказали, что они слесари, в итоге они оказались на принудительных работах в лагере. Но из тысячи в лагерь обычно отбирались примерно 50 человек».

Самые известные акции против белорусского населения – это когда были взорваны столовая СД и Кубе, это сентябрь 43-го года. Немцы окружили несколько улиц на Комаровке, Беломорскую, 1-ю и 2-ю Арктическую, собрали людей и вывезли их в Благовщину.

Мы не знаем, кто это. Ни фамилий, ничего. Скорее всего, была какая-то карательная операция… Но были же и мелкие акции, которые сложно отследить. Например, арестовали какую-то подпольную группу в 20 человек – тех, кто был замечен в связях с сопротивлением подпольщиков, и – в тюрьму на Володарского, а оттуда – в «душегубку» или грузовик и на расстрел.

Мы можем спорить, 60 или 206 тысяч. Ключевое – мы мало знаем, как их звали, и во многих случаях не знаем, откуда они. Сейчас гораздо важнее не дебатировать о цифрах, а стараться вернуть жертвам имена. Мы делали выставку в Полоцком университете и обратились к местным специалистам: помогите узнать, кто были те 3 тысячи человек, которых привезли в Тростенец. Откуда они? Крестьяне? Партизаны?.. Ответа нет. У нас пока цифра оказывается важнее идентичности жертв.

Феномен Тростенца заключается в том, что преступникам в значительной степени удалось скрыть следы преступлений: они не только уничтожили людей, сожгли трупы, лишили их места погребения, но и хотели забрать память об этих людях. И только сейчас – спустя столько лет – это место превращается в международное место памяти.

Я не еврей, но даже на открытом в 2015 году мемориале «Врата Памяти» жертвы Холокоста опять прописаны как «советские мирные граждане и мирные жители Западной Европы». Там нет слова «еврей». И там нет слова «Холокост», хотя было бы исторически верным его использовать. При этом есть документы, что в лагере абсолютное большинство были евреи. Даже если взять по баракам – два барака были евреи, один – белорусы и русские. Потому мемориализация в Благовщине будет лакмусовой бумажкой, тестом. И насколько я слышал, в новых текстах эти слова будут. И это несомненный прогресс на фоне советской культуры памяти.